d-sanin.livejournal.com/16106.html
Навеяно новорусским кинематографом - трейлерами, римейками, сиквелами, блокбастерами, продюсерами и прочими известными высокооплачиваемыми пи$$рами.
***
- Абдулла-а-а! - по песку со всех ног пылил Семён, придерживая фуражку.
Чёрный Абдулла оценивающе прищурил глаз. Что они там натворили?
Добежав, Семён залихватски вытянул портупею:
- Абдулла, мы психического поймали, - Семён подобострастно хихикнул, - а он тебя требует!..
Семён протягивал на чумазой перчатке перстень, массивную золотую цепочку - и орден Почётного Легиона. Перстень полыхал крупным бриллиантом.
- Шлёпнуть?.. – преданно выкатил глаза Семён.
Абдулла взял двумя пальцами орден. На Семёна он демонстративно не смотрел - он стеклянно смотрел вдаль, над его пожёванной фуражкой, словно советовался с небом, что сделать с этим ишаком.
Вот ведь идиоты!..
Самоварная рожа Семёна медленно посерела:
- А кто это?!
***
Но всё оказалось даже хуже, чем подумалось умному Абдулле.
Намного хуже.
Это был сам Главный Кинематографист – лощёный, в роскошном белом костюме, с пышными седыми усами и прилизанными волосами.
- ...Вот мы и вернулись... господа, - Лощёный развязно улыбался, обмахиваясь белой широкополой шляпой. Он пробежался быстрым хозяйским взглядом по воинам. – Вот вы и дождались Правды.
Немытые воины, насупясь, слушали.
отныне все будет по-другому...
- Отныне всё будет по-другому, – барственный тенорок Лощёного был сиплым, наглым. Сверкал возвращённый бриллиант на чистеньком пальце, и орден снова болтался в петлице. – Старый сюжет – убожество и ложь. Воины Аллаха! Вы теперь - никакие не бандиты. Вы - простые честные дехкане, верные Государю.
Семён за спиной Лощёного прыснул и покрутил пальцем у виска. Абдулла только посмотрел на него, и Семён сделал вид, что разглаживает перчаткой усики.
- На баркасе, - Лощёный хозяйски расхаживал взад-вперёд, - находится золото, которое красные бандиты награбили у дехкан и собираются переправить в Москву. А женщины - это заложницы, которых красные расстреливают; каждый день по одной. Это - новый сценарий. Ясно?
Лощёный нахлобучил шляпу на лоб, обвёл бойцов сияющим бесстыжим взглядом. Очевидно, это он был автором нового сценария.
Все растерянно молчали. Вот тебе и на: только что у них был баркас с золотом, был смысл жизни, и был этот смысл прост и понятен, как рукоятка кинжала. А теперь?
- Мы - плохие, Советник, - дипломатично воззвал к здравому смыслу Абдулла. – Отрицательные персонажи. А те - хорошие. И нас никак не переставить местами... – он говорил, доверительно наклоня чалму набок, вежливо улыбаясь тонкими змеиными губами. - Мы воюем ради золота, а они – из принципа. Шёл бы ты к Таможне – может, он тебя поймёт...
Лощёный радостно засиял в ответ.
- Молчать! – тихо, нараспев сказал он. - Прогоню из фильма, нахер в небытие! Уволю с волчьим билетом!..
ТАХ! - резко хлопнул выстрел из маузера. – ТАХ! ТАХ! ТАХ!
Выстрелы хлопали один за другим, маузер в руке Абдуллы плевался огнём, и конь нервно дёргал головой, и с каждым выстрелом улыбка Абдуллы становилась всё более стеклянной: Лощёный стоял как ни в чём ни бывало, только слетела на песок белая шляпа.
Со всех сторон бешено загрохали винтовочные выстрелы: бойцы стреляли в упор по Лощёному. Но тот по-прежнему стоял и не думал падать, щерился в недоброй улыбке и отряхивал шляпу, котрую уже успел подобрать. Пули словно исчезали в нём, не оставляя никаких следов.
Вскоре выстрелы смолкли: бойцы в суеверном ужасе смотрели на неуязвимого Лощёного, только Семён заполошно крестился и никак не мог достать японский меч, запутавшись в портупее.
- Ай-яй-яй, - покачал Лощёный головой. – Ай-яй-яй... Я же ясно сказал: уволю с волчьим билетом! Всю жизнь по стройкам ишачить будете!.. – прикрикнул он.
Бойцы испуганно втянули головы в плечи. Они не понимали, что значит эта угроза - но почему-то им стало жутко.
- Я ваш Бог! Я ваш Аллах, – тогда с царственной простотой сказал Лощёный, глядя на Абдуллу.
- Я только хотел показать воинам, что мы ничего не можем тебе сделать, - с изысканным сожалением развёл руками Абдулла. И со всей искренностью прижал к груди дымящийся маузер.
***
Отряд спускался с бархана на берег - туда, где возле нефтехранилища стояли чумазые цистерны с надписями «Е.И.В. компанiя ГАЗПРОМЪ».
Белый Абдулла - слуга царю, отец нукерам – ехал, глядя немигающим взглядом на задранный хвост коня Лощёного. Если воткнуть туда кинжал, вертелось в голове Абдуллы, то конь унесёт проклятого Лощёного в пустыню. Вдруг они там заблудятся и их сожрут шакалы – вместе с новым сценарием?..
Только всё это бесполезно. У Лощёного – Власть, и эту Власть не одолеть никакой силе; ни пуле в спину, ни кинжалу. Проверено. Лощёный, после второй попытки убить его, глумливо предложил разбежаться и стукнуться чалмой о городскую стену Педжента; мол, попробуй - всё равно останешься Белым Абдуллой, только поумневшим...
Абдулла ссутулился и потрогал скулы: ему опять померещилось, будто у него чужое лицо человека, который вчера изображал кого-то другого.
За Абдуллой выступали рядами воины, в такт шагам бряцая оружием. Воины сурово горланили походную песню, а откуда-то с небес мощно громыхала симфоническая музыка, на шесть цифровых каналов. Боевые кони трясли головами и тоненько ржали от зловещей партии валторн.
«...как упоительны в России вечера!!!» - немелодично грохнул хор бойцов; в небесах волнующе затрынькали арфы. У Абдуллы заныли зубы.
Бойцы сильно изменились. Физиономии у них стали неестественно чистыми и розовыми. Они верноподданически таращили глазки, бренчали георгиевскими крестиками. Вслух теперь говорили исключительно о Государе и имели честь; с восторгом шептались о кассовых сборах и что хорошее кино золота принесёт больше, чем на баркасе. Подчинялись Лощёному: теперь он был главным героем, лихим петербургским князем с манерами лейб-напёрсточника, а Абдулла – его верным туземным помощником.
Абдулла, стыдно признать, стал бояться. Не самого Лощёного, конечно - он стал бояться, что его выгонят из фильма (хотя смутно понимал, что это такое – но мысль об увольнении совершенно парализовывала волю). И ещё он стал бояться слова «КОНЕЦ». Никогда никого и ничего не боялся – и на тебе!..
***
За барханом, куда на минутку отъезжает время от времени любой воин, Абдуллу поджидали двое.
Один – немолодой бородатый солдат – вскочил при виде Абдуллы, держа длинную винтовку наизготовку. Лохматую шинельку он бросил на песок, рядом с огромным медным чайником – а дуло винтовки направил Абдулле в живот. Рядом с солдатом, ссутулившись, сидел невысокий человек и быстро писал в школьной тетрадке. Свой пиджак человек положил рядом с шинелью солдата. Абдулла людям никогда не удивлялся - но сейчас сильно вздрогнул и машинально потянулся к маузеру: иблис! Собственной персоной – лысый, лобастый, с бородкой! Солдат мгновенно вскинул винтовку к плечу; в его осторожных глазах стояло сумрачное выражение – мол, только попробуй, тронь маузер! Абдулла опустил руку.
- Зачем пришёл? – неприязненно скривился он.
- Батенька, что же Вы Лощёного не прогоните? – человек оторвался от письма, с интересом разглядывая Абдуллу.
Абдулла высокомерно молчал, тоже рассматривая человека. Дуло винтовки по-прежнему смотрело на Абдуллу.
- Это не так просто.
- Это очень даже просто! Теперь, батенька, лощёных гонят отовсюду. Сами герои фильмов и гонят, - засмеялся человек. – Вот весёленькое время для кинематографа настало! Надо только правильно понимать ситуацию.
Абдулла молчал, и человек продолжил с воодушевлением:
- Ведь мы – киногерои. Самое архистрашное для нас – это оказаться в плохом фильме. Тогда мы умрём, притом по-настоящему умрём, окончательно умрём; мы не будем жить в памяти зрителей после конца фильма, настанет пустота и забвение. Правильно?
Абдулла равнодушно смотрел вдаль. Пусть иблис думает что угодно - только не что он боится.
- А в последнее время, батенька, творцы что-то не могут снять хорошее кино. Поголовная творческая импотенция. И причины понятны: им кино неинтересно – им интересны исключительно собственные капиталы. А думать, чувствовать, хотеть, страдать, трудиться – это им неинтересно; они хотят только денег, и чтобы им осанну пели за это, за то, что они такие правильные златолюбцы – мол, деньги у них от их богоизбранной правильности. И что же получается, дорогой товарищ?
Человек вскочил, ухватил себя за отворот жилета и рассеянно прошёлся взад-вперёд. Солдат немного посторонился – по-прежнему недобро-внимательный, по-прежнему не опуская винтовки. Умелый солдат, ничего не скажешь.
- ... А получается, что творцы, то бишь верхи, не могут создавать хорошее кино – а киногерои, то есть низы, не хотят жить в плохом кино. Возникает типичная революционная ситуация, батенька – и никуда от этого не деться. Вы из класса угнетаемых персонажей – а он из класса халтурщиков. Так что смело саботируйте Лощёного, устраивайте стачку, гоните его в три шеи. Непременно гоните! И знайте, что правда – за вами. Главное – знание законов развития общества.
Человек подхватил с песка пиджак, шинель, чайник – и, не оборачиваясь, пошёл прочь, за бархан. Солдат стал осторожно пятиться задом и вскоре тоже скрылся за барханом.
***
- Вот здесь, - Лощёный привстал в стременах и царственно повёл пальцем, - подземный ход. Вы возьмёте Рыжего, расстреляете - под крики "За Государя!" и "И за Единую и Неделимую!" Заложниц вернём мужьям. Финальный кадр: отряд уезжает за горизонт. Хэппи энд, «оскар» - наш. Дальше приступаем к «Утомлённымъ белымъ солнцемъ-2». Всё. Мотор!
Абдулла не трогался, отвернув от Лощёного лицо. Воины, косясь на Абдуллу, тоже топтались на месте.
- Мотор, бездельники!!!
Абдулла нехорошо усмехнулся. У него, всегда безразличного к смерти и боли, ноги сейчас были ватными – так ужасен был всмогущий Лощёный, так ужасна была его власть. И было дико стыдно за свой страх. А ещё было очень странно – что за сила такая могла заставить его делать, как велел лысый иблис?! Ведь обманет же, проклятый!
- Махмуд! – позвал Абдулла за спину презрительно. – Мы зря теряем время. Слышите? Не будет никаких кассовых сборов. У него не получится хорошее кино.
Бойцы испуганно замерли. Оркестр в небесах споткнулся и нестройно замолк. В наступившей тишине стало слышно, как храпят лошади и скрипит сбруя.
Лощёный зловеще задрал усы; открылись мелкие неровные зубы.
- Что?! – вкрадчиво просипел он и тронул поводья. – У меня?! Не получится?! Да я тебя изничтожу... А ну - марш работать!
- Зрителя не обманешь. Это мои жёны. Это мои с Рыжим проблемы. Это моё золото, я сам его отбирал. – Абдулла высокомерно щурился вдаль над головой Лощёного. – А ты лишний. И твои императоры с дехканами зрителю неинтересны, они ненастоящие. Ты не сделаешь хорошее кино. Ты - проклятый. Нет у тебя больше таланта - забрали обратно за жадность.
- Ах ты, басмач!.. – заблажил Лощёный фальцетом. Он подъехал вплотную, он напирал, глаза Лощёного блудливо бегали по зрачкам Абдуллы. – Против государя?! Против процветания?! Да я тебя сейчас не на стройку - в гарем евнухом определю!..
Пальцы Лощёного растопырились, будто он рассказывал стишок про бодатую козу. Блестел бриллиант, блестели наглые глаза, блестел потный нос Лощёного.
- Ты будешь работать, скотина?! Э... как там тебя... Махмуд, - поманил Лощёный, - а ну, давай сюда кинжал! Сейчас...
Лопнул выстрел, и Лощёный замолчал, с недоумением уставясь на продырявленный живот. Плеснула толчком кровь.
- Не по сценарию... - в бурых бесстыжих глазах Лощёного застыло изумление. – Как?!
Его дыхание перехватило от жуткой боли, он скорчился и побледнел, закачался. Потом вовсе стал прозрачным, потерял форму, растёкся по песку, как дрожащий горячий воздух – и исчез без следа. Только конь остался.
Бойцы удивлённо чесали животы под халатами.
- У него не получится хорошее кино!.. – снова громко объявил Абдулла. Он высокомерно щурился на солнце, пряча гадкую радость в глазах. В трясущейся руке его дымился потёртый маузер. Но он снова был собой, и губы опять застыли в обычной стеклянной улыбке.
...И тогда ветер донёс одинокий щипок балалаечной струны – далёкий, на грани слуха. Ещё, ещё...
На Абдуллу снова смотрели десятки нормальных глаз. Нормальных сильных мужчин.
Свободны!
- Махмуд!.. - бросил через плечо Абдулла.
- Зажигай!!! - приплясывая в диком восторге, заорал верный Махмуд.
***
Что было дальше - хорошо известно.
Однако - не всё.
- ...Я здесь, Абдулла! - послышался сзади насмешливый голос. Проклятый слуга иблиса! Вывернулся!
Чёрный Абдулла быстро повернулся, и в руке Сухова дважды пыхнул дымок. Что-то оборвалось внутри Абдуллы, и маузер вдруг стал тяжёлым-претяжёлым. Нет, никак не попасть в рыжего... Никак... Никак.
Со стороны казалось, что Абдулла, повиснув на лестнице, отчаянно цепляется пальцами за жизнь – но на самом деле он всего лишь неслышно кричал небу, прежде чем упасть в блестящую черноту:
"Слышишь, Лощёный! Мы - воины, а ты – жадный глупый ишак! Поэтому у тебя никогда не получится хорошее кино! Никогда! Никогда не суйся сюда!.."
Д.Санин.
Навеяно новорусским кинематографом - трейлерами, римейками, сиквелами, блокбастерами, продюсерами и прочими известными высокооплачиваемыми пи$$рами.
***
- Абдулла-а-а! - по песку со всех ног пылил Семён, придерживая фуражку.
Чёрный Абдулла оценивающе прищурил глаз. Что они там натворили?
Добежав, Семён залихватски вытянул портупею:
- Абдулла, мы психического поймали, - Семён подобострастно хихикнул, - а он тебя требует!..
Семён протягивал на чумазой перчатке перстень, массивную золотую цепочку - и орден Почётного Легиона. Перстень полыхал крупным бриллиантом.
- Шлёпнуть?.. – преданно выкатил глаза Семён.
Абдулла взял двумя пальцами орден. На Семёна он демонстративно не смотрел - он стеклянно смотрел вдаль, над его пожёванной фуражкой, словно советовался с небом, что сделать с этим ишаком.
Вот ведь идиоты!..
Самоварная рожа Семёна медленно посерела:
- А кто это?!
***
Но всё оказалось даже хуже, чем подумалось умному Абдулле.
Намного хуже.
Это был сам Главный Кинематографист – лощёный, в роскошном белом костюме, с пышными седыми усами и прилизанными волосами.
- ...Вот мы и вернулись... господа, - Лощёный развязно улыбался, обмахиваясь белой широкополой шляпой. Он пробежался быстрым хозяйским взглядом по воинам. – Вот вы и дождались Правды.
Немытые воины, насупясь, слушали.
отныне все будет по-другому...
- Отныне всё будет по-другому, – барственный тенорок Лощёного был сиплым, наглым. Сверкал возвращённый бриллиант на чистеньком пальце, и орден снова болтался в петлице. – Старый сюжет – убожество и ложь. Воины Аллаха! Вы теперь - никакие не бандиты. Вы - простые честные дехкане, верные Государю.
Семён за спиной Лощёного прыснул и покрутил пальцем у виска. Абдулла только посмотрел на него, и Семён сделал вид, что разглаживает перчаткой усики.
- На баркасе, - Лощёный хозяйски расхаживал взад-вперёд, - находится золото, которое красные бандиты награбили у дехкан и собираются переправить в Москву. А женщины - это заложницы, которых красные расстреливают; каждый день по одной. Это - новый сценарий. Ясно?
Лощёный нахлобучил шляпу на лоб, обвёл бойцов сияющим бесстыжим взглядом. Очевидно, это он был автором нового сценария.
Все растерянно молчали. Вот тебе и на: только что у них был баркас с золотом, был смысл жизни, и был этот смысл прост и понятен, как рукоятка кинжала. А теперь?
- Мы - плохие, Советник, - дипломатично воззвал к здравому смыслу Абдулла. – Отрицательные персонажи. А те - хорошие. И нас никак не переставить местами... – он говорил, доверительно наклоня чалму набок, вежливо улыбаясь тонкими змеиными губами. - Мы воюем ради золота, а они – из принципа. Шёл бы ты к Таможне – может, он тебя поймёт...
Лощёный радостно засиял в ответ.
- Молчать! – тихо, нараспев сказал он. - Прогоню из фильма, нахер в небытие! Уволю с волчьим билетом!..
ТАХ! - резко хлопнул выстрел из маузера. – ТАХ! ТАХ! ТАХ!
Выстрелы хлопали один за другим, маузер в руке Абдуллы плевался огнём, и конь нервно дёргал головой, и с каждым выстрелом улыбка Абдуллы становилась всё более стеклянной: Лощёный стоял как ни в чём ни бывало, только слетела на песок белая шляпа.
Со всех сторон бешено загрохали винтовочные выстрелы: бойцы стреляли в упор по Лощёному. Но тот по-прежнему стоял и не думал падать, щерился в недоброй улыбке и отряхивал шляпу, котрую уже успел подобрать. Пули словно исчезали в нём, не оставляя никаких следов.
Вскоре выстрелы смолкли: бойцы в суеверном ужасе смотрели на неуязвимого Лощёного, только Семён заполошно крестился и никак не мог достать японский меч, запутавшись в портупее.
- Ай-яй-яй, - покачал Лощёный головой. – Ай-яй-яй... Я же ясно сказал: уволю с волчьим билетом! Всю жизнь по стройкам ишачить будете!.. – прикрикнул он.
Бойцы испуганно втянули головы в плечи. Они не понимали, что значит эта угроза - но почему-то им стало жутко.
- Я ваш Бог! Я ваш Аллах, – тогда с царственной простотой сказал Лощёный, глядя на Абдуллу.
- Я только хотел показать воинам, что мы ничего не можем тебе сделать, - с изысканным сожалением развёл руками Абдулла. И со всей искренностью прижал к груди дымящийся маузер.
***
Отряд спускался с бархана на берег - туда, где возле нефтехранилища стояли чумазые цистерны с надписями «Е.И.В. компанiя ГАЗПРОМЪ».
Белый Абдулла - слуга царю, отец нукерам – ехал, глядя немигающим взглядом на задранный хвост коня Лощёного. Если воткнуть туда кинжал, вертелось в голове Абдуллы, то конь унесёт проклятого Лощёного в пустыню. Вдруг они там заблудятся и их сожрут шакалы – вместе с новым сценарием?..
Только всё это бесполезно. У Лощёного – Власть, и эту Власть не одолеть никакой силе; ни пуле в спину, ни кинжалу. Проверено. Лощёный, после второй попытки убить его, глумливо предложил разбежаться и стукнуться чалмой о городскую стену Педжента; мол, попробуй - всё равно останешься Белым Абдуллой, только поумневшим...
Абдулла ссутулился и потрогал скулы: ему опять померещилось, будто у него чужое лицо человека, который вчера изображал кого-то другого.
За Абдуллой выступали рядами воины, в такт шагам бряцая оружием. Воины сурово горланили походную песню, а откуда-то с небес мощно громыхала симфоническая музыка, на шесть цифровых каналов. Боевые кони трясли головами и тоненько ржали от зловещей партии валторн.
«...как упоительны в России вечера!!!» - немелодично грохнул хор бойцов; в небесах волнующе затрынькали арфы. У Абдуллы заныли зубы.
Бойцы сильно изменились. Физиономии у них стали неестественно чистыми и розовыми. Они верноподданически таращили глазки, бренчали георгиевскими крестиками. Вслух теперь говорили исключительно о Государе и имели честь; с восторгом шептались о кассовых сборах и что хорошее кино золота принесёт больше, чем на баркасе. Подчинялись Лощёному: теперь он был главным героем, лихим петербургским князем с манерами лейб-напёрсточника, а Абдулла – его верным туземным помощником.
Абдулла, стыдно признать, стал бояться. Не самого Лощёного, конечно - он стал бояться, что его выгонят из фильма (хотя смутно понимал, что это такое – но мысль об увольнении совершенно парализовывала волю). И ещё он стал бояться слова «КОНЕЦ». Никогда никого и ничего не боялся – и на тебе!..
***
За барханом, куда на минутку отъезжает время от времени любой воин, Абдуллу поджидали двое.
Один – немолодой бородатый солдат – вскочил при виде Абдуллы, держа длинную винтовку наизготовку. Лохматую шинельку он бросил на песок, рядом с огромным медным чайником – а дуло винтовки направил Абдулле в живот. Рядом с солдатом, ссутулившись, сидел невысокий человек и быстро писал в школьной тетрадке. Свой пиджак человек положил рядом с шинелью солдата. Абдулла людям никогда не удивлялся - но сейчас сильно вздрогнул и машинально потянулся к маузеру: иблис! Собственной персоной – лысый, лобастый, с бородкой! Солдат мгновенно вскинул винтовку к плечу; в его осторожных глазах стояло сумрачное выражение – мол, только попробуй, тронь маузер! Абдулла опустил руку.
- Зачем пришёл? – неприязненно скривился он.
- Батенька, что же Вы Лощёного не прогоните? – человек оторвался от письма, с интересом разглядывая Абдуллу.
Абдулла высокомерно молчал, тоже рассматривая человека. Дуло винтовки по-прежнему смотрело на Абдуллу.
- Это не так просто.
- Это очень даже просто! Теперь, батенька, лощёных гонят отовсюду. Сами герои фильмов и гонят, - засмеялся человек. – Вот весёленькое время для кинематографа настало! Надо только правильно понимать ситуацию.
Абдулла молчал, и человек продолжил с воодушевлением:
- Ведь мы – киногерои. Самое архистрашное для нас – это оказаться в плохом фильме. Тогда мы умрём, притом по-настоящему умрём, окончательно умрём; мы не будем жить в памяти зрителей после конца фильма, настанет пустота и забвение. Правильно?
Абдулла равнодушно смотрел вдаль. Пусть иблис думает что угодно - только не что он боится.
- А в последнее время, батенька, творцы что-то не могут снять хорошее кино. Поголовная творческая импотенция. И причины понятны: им кино неинтересно – им интересны исключительно собственные капиталы. А думать, чувствовать, хотеть, страдать, трудиться – это им неинтересно; они хотят только денег, и чтобы им осанну пели за это, за то, что они такие правильные златолюбцы – мол, деньги у них от их богоизбранной правильности. И что же получается, дорогой товарищ?
Человек вскочил, ухватил себя за отворот жилета и рассеянно прошёлся взад-вперёд. Солдат немного посторонился – по-прежнему недобро-внимательный, по-прежнему не опуская винтовки. Умелый солдат, ничего не скажешь.
- ... А получается, что творцы, то бишь верхи, не могут создавать хорошее кино – а киногерои, то есть низы, не хотят жить в плохом кино. Возникает типичная революционная ситуация, батенька – и никуда от этого не деться. Вы из класса угнетаемых персонажей – а он из класса халтурщиков. Так что смело саботируйте Лощёного, устраивайте стачку, гоните его в три шеи. Непременно гоните! И знайте, что правда – за вами. Главное – знание законов развития общества.
Человек подхватил с песка пиджак, шинель, чайник – и, не оборачиваясь, пошёл прочь, за бархан. Солдат стал осторожно пятиться задом и вскоре тоже скрылся за барханом.
***
- Вот здесь, - Лощёный привстал в стременах и царственно повёл пальцем, - подземный ход. Вы возьмёте Рыжего, расстреляете - под крики "За Государя!" и "И за Единую и Неделимую!" Заложниц вернём мужьям. Финальный кадр: отряд уезжает за горизонт. Хэппи энд, «оскар» - наш. Дальше приступаем к «Утомлённымъ белымъ солнцемъ-2». Всё. Мотор!
Абдулла не трогался, отвернув от Лощёного лицо. Воины, косясь на Абдуллу, тоже топтались на месте.
- Мотор, бездельники!!!
Абдулла нехорошо усмехнулся. У него, всегда безразличного к смерти и боли, ноги сейчас были ватными – так ужасен был всмогущий Лощёный, так ужасна была его власть. И было дико стыдно за свой страх. А ещё было очень странно – что за сила такая могла заставить его делать, как велел лысый иблис?! Ведь обманет же, проклятый!
- Махмуд! – позвал Абдулла за спину презрительно. – Мы зря теряем время. Слышите? Не будет никаких кассовых сборов. У него не получится хорошее кино.
Бойцы испуганно замерли. Оркестр в небесах споткнулся и нестройно замолк. В наступившей тишине стало слышно, как храпят лошади и скрипит сбруя.
Лощёный зловеще задрал усы; открылись мелкие неровные зубы.
- Что?! – вкрадчиво просипел он и тронул поводья. – У меня?! Не получится?! Да я тебя изничтожу... А ну - марш работать!
- Зрителя не обманешь. Это мои жёны. Это мои с Рыжим проблемы. Это моё золото, я сам его отбирал. – Абдулла высокомерно щурился вдаль над головой Лощёного. – А ты лишний. И твои императоры с дехканами зрителю неинтересны, они ненастоящие. Ты не сделаешь хорошее кино. Ты - проклятый. Нет у тебя больше таланта - забрали обратно за жадность.
- Ах ты, басмач!.. – заблажил Лощёный фальцетом. Он подъехал вплотную, он напирал, глаза Лощёного блудливо бегали по зрачкам Абдуллы. – Против государя?! Против процветания?! Да я тебя сейчас не на стройку - в гарем евнухом определю!..
Пальцы Лощёного растопырились, будто он рассказывал стишок про бодатую козу. Блестел бриллиант, блестели наглые глаза, блестел потный нос Лощёного.
- Ты будешь работать, скотина?! Э... как там тебя... Махмуд, - поманил Лощёный, - а ну, давай сюда кинжал! Сейчас...
Лопнул выстрел, и Лощёный замолчал, с недоумением уставясь на продырявленный живот. Плеснула толчком кровь.
- Не по сценарию... - в бурых бесстыжих глазах Лощёного застыло изумление. – Как?!
Его дыхание перехватило от жуткой боли, он скорчился и побледнел, закачался. Потом вовсе стал прозрачным, потерял форму, растёкся по песку, как дрожащий горячий воздух – и исчез без следа. Только конь остался.
Бойцы удивлённо чесали животы под халатами.
- У него не получится хорошее кино!.. – снова громко объявил Абдулла. Он высокомерно щурился на солнце, пряча гадкую радость в глазах. В трясущейся руке его дымился потёртый маузер. Но он снова был собой, и губы опять застыли в обычной стеклянной улыбке.
...И тогда ветер донёс одинокий щипок балалаечной струны – далёкий, на грани слуха. Ещё, ещё...
На Абдуллу снова смотрели десятки нормальных глаз. Нормальных сильных мужчин.
Свободны!
- Махмуд!.. - бросил через плечо Абдулла.
- Зажигай!!! - приплясывая в диком восторге, заорал верный Махмуд.
***
Что было дальше - хорошо известно.
Однако - не всё.
- ...Я здесь, Абдулла! - послышался сзади насмешливый голос. Проклятый слуга иблиса! Вывернулся!
Чёрный Абдулла быстро повернулся, и в руке Сухова дважды пыхнул дымок. Что-то оборвалось внутри Абдуллы, и маузер вдруг стал тяжёлым-претяжёлым. Нет, никак не попасть в рыжего... Никак... Никак.
Со стороны казалось, что Абдулла, повиснув на лестнице, отчаянно цепляется пальцами за жизнь – но на самом деле он всего лишь неслышно кричал небу, прежде чем упасть в блестящую черноту:
"Слышишь, Лощёный! Мы - воины, а ты – жадный глупый ишак! Поэтому у тебя никогда не получится хорошее кино! Никогда! Никогда не суйся сюда!.."
Д.Санин.
@темы: любопытно
.JPG)
