ru-sherlockiana.livejournal.com/409970.html?vie...Василий Ливанов завершил работу над первым томом своих воспоминаний. Книга, озаглавленная "Путь из детства", вскоре должна выйти в издательстве АСТ. Журнал "ХиП (художник и писатель)" с разрешения автора публикует главу из мемуаров Василия Борисовича:
"Путь из детства"Памяти великой Сталинградской битвы
Мне было шесть лет.
Какие-то друзья моего деда, Николая Александровича Ливанова, приехали в столицу из провинции, остановились в гостинице Моссовета ( потом "Москва") и пригласили деда зайти к ним.
И вот мы с дедом входим в просторный гостиничный лифт, обитый изнутри деревянными панелями.
- Обождите, вон еще пассажиры, - просит лифтер.
И, торопясь, в лифт заскакивают трое мужчин. На них аккуратная черная форма, блестящие сапоги, черные фуражки с задранной спереди тульей, отмеченной каким-то значком. У того, который стоял ближе к нам, на руке выше локтя красная широкая повязка с белым кружком, в котором корчится какой-то странный, похожий на паука черный знак.
Двери закрылись, лифт поехал вверх, тяжелая дедовская рука легла мне на плечо и придвинула меня вплотную к деду.
Наши попутчики, поглядывая на нас, вежливо улыбались, переговариваясь.
Когда вышли из лифта, я спросил деда, кто такие это были.
- Фашисты, - ответил дед и разъяснять мне ничего не стал.
читать дальшеА зимой 41-го года, как рассказал мне отец, к нему в комнату ворвался дед с газетой "Правда" в руках.
- Смотри, смотри, кого назначили! - кричал дед, тыча пальцем в газетный лист
- Какое лицо! Теперь мы победим!
В "Правде" был напечатан портрет Георгия Константиновича Жукова.
Молодец мой дед! Он не ошибся.
..Шли пароходом по Волге. Пароход небольшой, но достаточно вместительный: такое двухпалубное речное судно. Вместе со взрослыми плывут дети, человек восемь, может быть, десять. На второе утро так случилось, что почти все дети проснулись очень рано, оделись, выбрались из своих кают от спящих родителей и, словно сговорившись, собрались на верхней палубе. Я был без сестры, Наташа еще спала. Смотрим с палубы: небо ясное, такой простор!
Они появились из ниоткуда. Сначала мы их увидели, а потом услышали гул моторов. Солнце стояло еще низко, и мы, задрав головы, смогли разглядеть на крыльях черные кресты.
Фашисты! Мы оцепенели: ни движения, ни звука. Только гул моторов в вышине.
Один самолет пересек путь парохода по диагонали, стал удаляться, и вдруг на том месте, над которым он только что пролетел, из реки поднялся и осел высокий столб белой воды. А второй самолет, снижаясь, сделал над нами круг, зашел так низко, что я разглядел черный силуэт пилота в кабине, потом резко взмыл вверх, ревя мотором, и один за другим из волы впереди парохода вырвались два водяных столба.
- Немец! С палубы! Убьет! Убьет!
Молодой пароходный матрос, крепкий парнишка лет пятнадцати, широко расставив руки, гнал нас, как гонят гусей, к палубной лесенке. Его испуг мгновенно передался нам, мы гурьбой бросились к лесенке и скатились по ступенькам. Последнее, что я видел, оказавшись у борта, был тот самый самолет, уже уходивший к горизонту.
О реакции наших родителей можно судить по воспоминаниям моей мамы. Если бы мы, ребятишки, взрослым об этом рассказали, то, возможно, нашим детским рассказам они могли бы не поверить... Но капитан, который вел пароход, но юный матрос, согнавший нас с палубы... Вспоминая это путешествие по Волге, моя мама пишет о речном просторе, о красоте волжских берегов, - и ни слова о происшествии с детьми, свидетелями которого никто из родителей не был. Ее, как, наверное, и других взрослых, всегда мучило чувство, вины за то, что смертельную опасность, которой подвергались дети, взрослые просто проспали. И лучше об этом не вспоминать!
Много позже, описывая вид немецкого самолета знающим людям, я понял, что это был "Мессершмидт", что самолеты эти, наверняка, возвращались на свою базу и должны были освободиться от неизрасходованных бомб, потому что с бомбовым запасом садиться смертельно опасно.
Но вот что меня мучает до сих пор - это желание понять, что в те минуты определяло поведение этих немецких военных летчиков?
Они оба видели перед собой беззащитную цель - речной пароход. Оба, наверняка, видели детей на верхней палубе. Первый, и это точно, не стал бомбить пароход с детьми и сбросил бомбу далеко от возможной цели.
А второй? Зачем он снижался над пароходом, зачем бросил бомбы - две! - вблизи парохода по направлению хода судна! Хотел попугать детей? Но это вряд ли... Я думаю, что этот второй просто не рассчитал, промазал.
Промазал потому, что в нем боролись два несовместимых желания: все-таки пощадить детей или все-таки отличиться, разбомбив пароход. И он выбрал второе, но мгновенное сомнение сбило прицел и сохранило много жизней.
А что с этим летчиком было потом? Скорее всего, его сбили над русской землей в воздушном бою или зенитным огнем, и его "Мессершмидт" упал где-нибудь в лес, ломая сучья и круша крылья о стволы деревьев, а сам он, уже мертвый, утонул в лесном болоте вместе с обломками своего самолета, и все, что от него осталось, это железный крест со свастикой, который он заслужил после того, как все-таки разбомбил на волжских просторах какой-нибудь беззащитный пароход.
А, может быть, это он, не такой уж старый, с редкими рыжеватыми волосами, приглаженными на лысеющей голове мокрой гребенкой, подает нам с Лешкой Эйбоженко пиво в тяжелых стеклянных кружках в 1967 году в городе Потсдам, где мы, советские актеры, снимаемся в немецком фильме "Мне было девятнадцать" в ролях наших боевых офицеров.
И смотрит этот тип на нас недоброжелательно, прищуренными белесыми глазами.
- Вась, давай спросим его, воевал ли он на Восточном фронте? - предлагает Лешка.
- Он все равно не скажет. Такие обычно отвечают: "В Африке воевал, в Европе..."
Тип этот смотрит на меня, а я вижу Волгу и столбы белой воды, встающие впереди парохода. Простил ли я? Может, простил... Но этого я никогда не забуду.
Каждый раз, когда я смотрю старые военные хроники, слезы застилают глаза. Это слезы ярости, слезы страдания, слезы гордости за любимую нашу Родину.
Да, это мы, мальчишки той Великой войны, мчимся по заснеженным полям в стреляющих на ходу танках, это мы пикируем на врага вместе с нашими героями-летчиками, это мы, невидимые вам, бежим в яростную атаку вдоль улиц пылающих городов, это мы, такие же бесстрашные морские десантники, прорываемся к родным берегам среди встающих к самому небу водяных столбов вражеских взрывов. Это мы... Это мы...
И пусть вы не видите нас, но мы там, где поднимают на куполе берлинского Рейхстага священное знамя Победы!
Вы ошибаетесь, если такому не верите. Если бы вы могли заглянуть нам в души, вы бы поняли, что мы чувствуем себя такими же ветеранами Великой Отечественной, как и наши, воевавшие с оружием в руках, старики. Слава им, но и нам - слава! И в этом нет никакого преувеличения. Боже, спаси и сохрани наши детские солдатские души!
...
Многие мальчишки, заметно постарше меня, мечтали сбежать из дома на фронт, воевать с фашистами. И пытались осуществить свою мечту. Их отлавливали по дороге и возвращали домой. Сыновей полка из них не получалось. Но сыновья полков все-таки были. Они, обездоленные, усыновлялись воюющими полками и осуществляли мечты сотен тысяч мальчишек всей нашей страны.
Эта встреча произошла летом 1946 года.Мы гоняли во дворе в футбол, когда появился кто-то из наших ребят и заорал:
- Пацаны! Скорее! Там, на площади...
Мы гурьбой высыпали со двора на площадь. На углу площади, уже в окружении кое-кого из наших, стоял парнишка в военной форме. Офицерская фуражка, сдвинутая к затылку, солдатская гимнастерка под ремнем и с погонами рядового. Ногу в офицерском хромовом сапоге он щегольски ставил в сторону. Но главное: на груди у парнишки две медали. На одной красными буквами написано "За отвагу".
Сын полка!
Мы молча глазели на него, мучимые восторгом и завистью. А он спокойно рассматривал нас, гоняя мундштук папиросы по углам рта. Глаза у него были очень светлые на загорелом лице. А когда улыбнулся, от углов глаз разбежались пучки морщинок. Такие морщинки бывают только у взрослых, много повидавших мужчин. У мальчишек таких морщинок не бывает. Не должно быть.


На фото: Василий Ливанов в фильме "Мне было девятнадцать", режиссер Конрад Вольф, к/ст. "Дефа", ГДР, 1968 г.